Гарпии В "Теогонии" Гесиода гарпии - это крылатые божества с длинными распущенными волосами, летающие быстрее птиц и ветров; в третьей книге "Энеиды" - птицы с лицами дев, крючковатыми когтями и нечистым брюхом, бледные от голода, который не могут утолить. Они спускаются с гор и пачкают праздничные столы. Они неуязвимы и зловонны, с пронзительным писком все пожирают и все превращают в экскременты. Сервий, комментатор Вергилия, пишет, что, подобно тому как Геката - это Прозерпина в аду, Диана на земле и Луна на небе, за что и называют ее трехликой богиней, так и гарпии - это фурии в аду, гарпии на земле и демоны (dirae) на небе. Их также путают с парками. По велению богов гарпии ополчились на царя Фракии, который открыл людям их будущее или купил себе долго-житие ценою своих глаз и был наказан солнцем за то, что оскорбил его творение. Он усаживался со всей своей свитой за стол, а гарпии пожирали и портили яства. Аргонавты изгнали гарпий; Аполлоний Родосский и Уильям Моррис ("Life and Death of Jason") рассказывают их фантастическую историю. Ариосто в песне XXXIII "Безумного Роланда" превращает фракийского царя в Пресвитера Иоанна, легендарного императора абиссинцев. По-гречески "гарпии" означает "хватающие", "похищающие". Вначале они были божествами ветра, подобно ведийским Марутам, которые бряцают золотым оружием (лучами) и доят облака.
Гибрид У меня есть забавная зверушка - полукошка, полуовечка. Она досталась мне в наследство от моего отца. Но по-настоящему развилась только у меня - прежде это была больше овечка, чем кошка. Теперь она почти в равной мере и то и другое. От кошки у нее голова и когти, от овечки - размеры и форма; от обеих - ее глаза, диковатые и меняющиеся, ее шерсть, мягкая и плотно прилегающая, ее движения, то прыгучие, то крадущиеся. Лежа на освещенном солнцем подоконнике, она свертывается клубком и мурлычет; на лугу мчится как сумасшедшая, не поймаешь. Она убегает от кошек и пробует нападать на овечек. В лунные ночи ее любимое место прогулок - черепичная кровля. Мяукать она не умеет и ненавидит крыс. Может часами лежать в засаде возле курятника, но ни разу не воспользовалась возможностью совершить убийство. Я кормлю ее молоком - это как будто ей всего полезней. Она пьет молоко большими глотками, всасывая его сквозь свои зубы хищника. Разумеется, она - чудесная забава для детей. Воскресное утро время визитов. Я усаживаюсь с этим маленьким зверьком на коленях, и меня окружают все соседские ребятишки. Мне задают самые странные вопросы, на которые ни один человек не сумел бы ответить. Почему существует только одно такое животное? Почему оно принадлежит мне, а некому-то другому? Было ли когда-нибудь раньше животное вроде него и что случится, если оно умрет? Чувствует ли оно себя одиноким? Почему у него нет детей? Как его зовут? И так далее. Я не утруждаю себя ответами, отграничиваясь тем, что демонстрирую свое сокровище. Иногда дети приносят своих кошек, однажды даже принесли двух ягнят. Но вопреки их надеждам сцена узнавания не состоялась. Животные спокойно глядели друг на друга своими глазами животных и явно воспринимали взаимное существование как некую божественную данность. Сидя у меня на коленях, моя зверушка не испытывает ни страха, ни азарта погони. Счастливей всего она, когда прижимается ко мне. Она привязана к семье, которая ее вырастила. Разумеется, в этом нет признака какой-то особой преданности, это просто верный инстинкт животного, которое, имея в мире бесчисленных свойственников, не имеет ни одного кровного родственника, поэтому опека, которую оно нашло у нас, для него священна. Порой я не в силах удержаться от смеха, когда она, принюхиваясь, вертится вокруг меня, пугается у меня в ногах и не желает от меня отстать. Не довольствуясь тем, что она овечка и кошка, зверушка словно настаивает на том, что она еще и собака. Однажды, когда я, как со всяким может случиться, не видя выхода из своих денежных трудностей и их последствий, решил разом покончить со всем и, сидя у себя в комнате в кресле-качалке с моей зверушкой на коленях, случайно опустил глаза, я увидел, что с длинных усов капают слезы. Были это мои слезы или слезы моей зверушки? Неужели у этой кошки, наряду с душой овечки, еще и самолюбие человека? Не так уж много досталось мне от отца, но это наследство стоит того, что бы им дорожить. Моей зверушке свойственна непоседливость обоих этих созданий - и кошки и овечки, - как ни различны они. Поэтому ей вечно не сидится. Иногда она вскакивает на подлокотник моего кресла, кладет передние лапы мне на плечо и тычется мордочкой в мое ухо. Словно что-то говорит мне, и, действительно, она потом повертывает голову и смотрит мне в глаза, чтобы проверить, какое впечатление произвело ее сообщение. И я из любезности веду себя так, будто понял, и киваю ей. Тогда она соскакивает на пол и радостно прыгает вокруг меня. Возможно, что нож мясника был бы для нее избавлением, но, поскольку это мое наследство, я должен ей в этом отказать. И придется ей ждать, пока дыхание само покинет ее тело, хотя иногда она смотрит на меня взором, полным человеческого разума, призывая сделать то, о чем думаем мы оба. (Франц Кафка. Описание одной битвы.)
Выравниватель Между годами 1840-м и 1864-м Отец Света (который также именуется Внутреннее Слово) сообщил музыканту и педагогу Якобу Лорберу ряд пространных откровений о жителях, фауне и флоре небесных тел, образующих Солнечную систему. Одним из домашних животных, сведениями о коих мы обязаны этому откровению, является выравниватель, или утаптыватель (Bodendrucker), оказывающий неоценимые услуги на планете Мирон, каковую нынешний издатель труда Лорбера отождествляет с Нептуном. Выравниватель в десять раз крупнее слона, с которым очень схож. У него есть хобот, правда коротковатый, длинные прямые клыки, шкура его светло-зеленого цвета. Ноги имеют форму конусов с очень широким основанием, а вершины конусов словно бы вонзены в туловище. Этот топтун ровняет почву, готовя ее для каменщиков и других строителей. Его приводят на ухабистую площадку, и он обрабатывает ее своими ногами, хоботом и клыками. Питается он травами и корнями, врагов не имеет, кроме нескольких видов насекомых.
Гномы Гномы более древние, чем их название; оно - греческое, но греческие классики его не знали, ибо возникло оно в XVI веке. Этимологи приписывают его изобретение швейцарскому алхимику Парацельсу, в чьих трудах оно появляется впервые. Гномы - духи земли и гор. Народная фантазия представляет их в виде бородатых карликов с грубыми и смешными чертами лица; одеты они в узкие коричневые кафтанчики и монашеские капюшоны. Подобно грифам эллинских и восточных поверий и германским драконам, их обязанность - охранять потаенные сокровища. "Гносис" на греческом - "знание"; есть гипотеза, что Парацельс изобрел слово "гном", потому что гномы знают и могут открыть человеку точное местонахождение скрытых в земле металлов.
Голем Мы не вправе предположить, что в книге, продиктованной божественным разумом, может быть что-либо случайное, даже число слов или порядок; именно так мыслили каббалисты и, побуждаемые жаждой проникнуть в тайны Господа, занимались подсчетом, комбинированием и перестановкою букв Священного Писания. В XIII веке Данте провозгласил, что всякий пассаж Библии имеет четыре смысла: буквальный, аллегорический, моральный и анагогический. Шотландец Эригена, более последовательно обходившийся с понятием божественности, еще прежде того сказал, что смыслы Писания бесконечны, как число красок на павлиньем хвосте. Каббалисты могли бы одобрить такое суждение, одной из тайн, которые они искали в божественных текстах, было создание органических существ. О демонах сказано, что они могли создавать тварей крупных и тяжелых, вроде верблюда, но не утонченных и нежных; раввин Элиезер отрицал, что они способны создавать что-либо меньшее по размеру, чем зерно овса. Человек, созданный путем комбинации букв, был назван "Голем": само это слово буквально означает аморфную, безжизненную материю. В Талмуде ("Санбердин", 65, b) читаем: "Если бы праведники захотели создать мир, они смогли бы это сделать. Комбинируя буквы непроизносимых имен Бога, Рава сумел создать человека и послать его к Раву Зера. Тот заговорил с Големом, и так как тот не отвечал, раввин приказал: Ты - творение волшебства, обратись снова в прах. Оба ученых имели обыкновение каждую пятницу изучать Законы Творения и создавать тут же трехлетнего бычка, которого они и съедали на ужин" [Нечто похожее читаем у Шопенгауэра: "На странице 325 первого тома своей "Zauberbibliothek" ("Библиотеки волшебства") Хорст излагает учение английской визионерки Джейн Лид следующим образом: Обладающий магической силой способен по своей воле направлять и обновлять царство минеральное, царство растительное и царство животное; посему довольно было бы нескольким волшебникам сговориться для того, чтобы все Сотворенное перешло в состояние райского блаженства" ("О воле и природе", VII).] Славу Голема на Западе создал австрийский писатель Густав Мейринк; в пятой главе своего фантасмагорического романа "Голем" (1915) он пишет: "История эта восходит к XVII веку. Восстановив утраченные формулы каббалы, некий раввин [Иегуда Лев бен Безалель] создал искусственного человека - так называемого Голема, - дабы тот звонил в колокола в синагоге и выполнял тяжелые работы. Однако то не был человек, как все остальные, в нем едва теплилась глухая, растительная жизнь. Да и та - лишь днем, и поддерживало ее влияние магических слов на записке, которую ему засовывали за зубы и которая притягивала из вселенной свободные звездные токи. Однажды перед вечерней молитвой раввин забыл вытащить записку изо рта Голема; тот впал в неистовство и побежал по темным улицам, убивая всех, кто попадался на его пути. В конце концов раввин его догнал и порвал оживляющую его записку. Голем рухнул наземь. От него осталась лишь жалкая глиняная фигурка, которую теперь показывают в пражской синагоге". Элеазар де Вормс сохранил формулу, по которой можно создать Голема. Детали этой процедуры занимают двадцать три столбца в томе ин-фолио и требуют знания "алфавита 221 ворот", который надо повторять над каждым органом Голема. На лбу у него надо начертать слово "Эмет", означающее "истина". Чтобы уничтожить глиняного человека, достаточно стереть первую букву, останется слово "мет", означающее "мертв".
Гриф "Крылатыми чудовищами" называет грифов Геродот, повествуя об их постоянной войне с Аримаспами; почти столь же неопределенно говорит о них Плиний, упоминая о длинных ушах и изогнутом клюве этих "легендарных птиц" (X, 70). Пожалуй, самое подробное описание найдем у предполагаемого сэра Джона Мандевиля в главе 85 его знаменитых "Путешествий": "Из этой страны (Турции) совершают путешествия в Бактрию, где живет злобный и коварный народ, и в том краю есть деревья, дающие шерсть, как если бы они были овцами, и из нее делают ткани. Есть в этом краю "ипотаны" (гиппопотамы), которые живут то на суше, то в воде, они наполовину люди, наполовину лошади и питаются только человечиной, когда удается ее раздобыть. Еще водится в том краю множество грифов, больше, чем в других местах; одни говорят, что у них перед туловища орлиный, а зад львиный, и это верно, они и впрямь так устроены; однако туловище грифа больше восьми львов, вместе взятых, и он сильнее сотни орлов. Гриф, разумеется, может поднять и унести в свое гнездо лошадь с всадником или пару волов, когда их в одной упряжи выводят в поле, так как когти на его лапах огромные, с туловище вола, из когтей этих изготовляют чаши для питья, а из его ребер - луки". Другой знаменитый путешественник. Марко Поло, слышал на Мадагаскаре рассказы о птице "рок" и сперва думал, что речь идет о ucello grifone, о птице грифе ("Milione", CLXVIII) [прозвание Марко Поло, когда он достиг богатства, было Messer Milione]. В средние века символика грифа противоречива. В одном итальянском бестиарии сказано, что он означает демона; обычно же он - эмблема Христа, так и трактует его Исидор Севильский в своих "Этимологиях": "Христос есть лев, ибо он царит и обладает могуществом; он орел, ибо после воскресения возносится на небо". В XXIX песне "Чистилища" Данте грезится триумфальная колесница, запряженная грифом; орлиная его часть золотая, львиная - белая с алым, дабы, согласно комментаторам, обозначить человеческую природу Христа [Стихи эти напоминают описание Жениха в "Песне Песней" (5:10-II): "Возлюбленный мой бел и румян... голова его - чистое золото"]. (Белое, смешанное с красным, дает цвет плоти.) Другие полагают, что Данте тут хотел представить символ папы, который одновременно священнослужитель и царь. Дидро в своей "Христианской иконографии" пишет: "Папа, как понтифик или орел, возносится к престолу Господа, дабы получать его приказания, и, как лев или царь, шествует по земле могущественно и властно".
Ганиэль, Кафзиэль, Азриэль и Аниэль Иезекиилю в Вавилоне предстало видение - четверо животных или ангелов, "и у каждого четыре лица, и у каждого из них четыре крыла", и "подобие лиц их - лице человека и лице льва с правой стороны... а с левой стороны лице тельца у всех четырех и лице орла у всех четырех". Они шли, куда их вел дух, "каждое в ту сторону, которая пред лицом его", или его четырех лиц, возможно чудесным образом разрастаясь в четырех направлениях. Четыре колеса, у которых ободья "высоки и страшны", шли за ангелами и "вокруг полны были глаз". Воспоминания об Иезекииле вдохновили святого Иоанна, в "Откровении" которого, в главе IV, мы читаем: "И пред престолом море стеклянное, подобное кристаллу; и посреди престола и вокруг престола четыре животных, исполненных очей спереди и сзади. И первое животное было подобно льву, и второе животное подобно тельцу, и третье животное имело лице, как человек, и четвертое животное подобно орлу летящему. И каждое из четырех животных имело по шести крыл вокруг, а внутри они исполнены очей; и ни днем, ни ночью не имеют покоя, взывая: свят, свят, свят Господь Бог Вседержитель, Который был, есть и грядет". В "Зогаре", или "Книге Сияния", прибавлено, что четыре животных зовутся Ганиэль, Кафзиэль, Азриэль и Аниэль и что глядят они на Восток, на Север, на Юг и на Запад. Стивенсон задавался вопросом: если такие чудеса есть на Небе, то чего только нет в Аду! Из приведенного пассажа "Апокалипсиса" Честертон почерпнул свою блестящую метафору ночи: "чудовище, состоящее из глаз". Четвероликие ангелы "Книги Иезекииля" названы "гайот" ("живые существа"); в "Сефер Ецира" они - десять чисел, которые вместе с двадцатью буквами алфавита послужили для сотворения нашего мира; согласно "Зогару", ангелы эти спустились с горних высот, увенчанные буквами. От четырех ликов "гайот" евангелисты позаимствовали свои символы: Матфею достался ангел, иногда в виде бородатого мужчины; Марку - лев; Луке - бык; Иоанну - орел. Святой Иероним в своем комментарии к Иезекиилю попытался разумно обосновать эти атрибуты. Он говорит, что Матфею был дан ангел (человек), ибо он представил человеческую природу Спасителя; Марку - лев, ибо он объявил о царском достоинстве Христа; Луке - бык, эмблема жертвенности, ибо он показал священническую сущность Христа; Иоанну же орел - за возвышенный полет его веры. Немецкий исследователь, доктор Рихард Хеннинг, ищет отдаленный источник этих эмблем в четырех знаках зодиака, отстоящих один от другого на девяносто градусов. Что до льва и быка, тут нет никаких трудностей; ангел отождествляется с Водолеем, у которого облик человека, а Иоаннов орел - со Скорпионом, но это отвергают, так как Скорпион считается предвестником зла. Никола де Вор в своем "Астрологическом словаре" также выдвигает эту гипотезу, замечая, что четыре эти фигуры сочетаются в сфинксе, у которого может быть человеческая голова, туловище быка, когти и хвост льва и крылья орла.
Гиппогриф Желая обозначить невозможность или несообразность, Вергилий говорит о попытке скрестить коня и грифа. Четырьмя столетиями позже его комментатор Сервий утверждает, что грифы - это животные, у которых передняя часть туловища орлиная, а задняя - львиная. Чтобы подкрепить свое утверждение, он прибавляет, что они ненавидят лошадей... Со временем выражение "jungentum iam grypes equis" ["скрещивать грифа с лошадьми" (лат.)] стало поговоркой; в начале XVI века Лудовико Ариосто вспомнил его и придумал гиппогрифа. В грифе древних сожительствуют орел и лев; в Ариостовом гиппогрифе - лошадь и гриф, это чудовище, или вымысел, второй степени. Пьетро Микелли замечает, что гиппогриф более гармоничное созданье, чем крылатая лошадь. В "Неистовом Роланде" дано его подробное описание, словно бы предназначенное для некой фантастической зоологии: Не призрачный под магом конь - кобылой На свет рожден, отцом его был гриф; В отца он птицей был ширококрылой, - В отца весь спереди; как тот, ретив; Все остальное, как у матки, было, И назывался конь тот - гиппогриф. Рифейских гор пределы славны ими, Далеко за морями ледяными Первое упоминание этого странного животного обманчиво случайное: "У Роны рыцаря увидел я, который остановил крылатого коня". В других октавах описаны изумление и страх при виде летящего коня. Вот знаменитая октава: E vede l'oste e tutta la familia E qui a finestre a qui fuor ne la via, Tener levati al ciel occhi e le cilia, Come l'Eclisse a la Cometa sia, Vede la Donna un'alta maravigia, Che di leggier creduta non sarva, Vede passar un gran destuero alato Che porta in aria un cavagliero armato. [Глядит, - хозяйская семья в мгновенье Сбежавшись, - кто в дверях, кто у окна, - Как будто на комету иль затменье, Взирает на небо, поражена. И видит дева чудное явленье, И верит лишь с трудом глазам она: Конь, видит, в воздухе летит крылатый; Им правит всадник, облаченный в латы.]
Два философских существа Проблема происхождения идей пополнила фантастическую зоологию двумя любопытными созданьями. Одно было придумано в середине XVIII века, второе - век спустя. Первое - это чувствующая статуя Кондильяка. Декарт провозгласил учение о врожденных идеях; Этьен Бонно де Кондильяк, дабы опровергнуть его, придумал мраморную статую, устроенную внутри и снаружи как человеческое тело и обиталище души, но никогда не ощущавшую и не мыслившую. Кондильяк начинает с того, что наделяет статую одним-единственным чувством - обонянием, быть может наименее сложным из всех. Запах жасмина становится началом биографии статуи; сперва для нее во вселенной будет существовать лишь этот запах, точнее, запах этот будет для нее вселенной, которая мгновение спустя станет запахом розы, а затем гвоздики. Пусть в сознании статуи будет один-единственный запах - вот вам и внимание: пусть запах этот длится, когда причина, вызвавшая его, уже исчезла, вот вам память; пусть внимание статуи сопоставит впечатление настоящего и впечатление прошлого, вот - сравнение; пусть статуя почувствует аналогии и различия, это будет суждение; пусть сравнение и суждение повторятся снова, вот вам размышление; пусть приятное воспоминание будет живее, чем впечатление неприятное, вот воображение. Когда уже родились способности понимания, за ними возникают способности воли: любовь и ненависть (влечение и отвращение), надежда и страх. Сознание того, что пройдены многие состояния, даст статуе абстрактное понятие числа; сознание того, что сейчас пахнет гвоздикой, а прежде пахло жасмином, породит понятие "я". Затем автор придаст своему гипотетическому человеку слух, вкус, зрение и, наконец, осязание. Это последнее чувство откроет ему, что существует пространство и что в пространстве он облечен неким телом; до этого этапа звуки, запахи и цвета казались ему простыми вариациями или модификациями его сознания. Приведенная аллегория называется "Traite des sensations" ["Трактат об ощущениях" (франц.)] и издана в 1754 году: для этой заметки мы воспользовались вторым томом "Histoire de la Philisophie" ["История философии" (франц.)] Брейе. Второе существо, порожденное проблемой познания, - "гипотетическое животное" Лотце. Оно более одиноко, чем статуя, которая обоняет розы и в конце-то концов является человеком, - у этого животного есть всего одна чувствительная и подвижная точка на конце усика. Такое строение, очевидно, делает невозможным несколько одновременных ощущений. Лотце полагает, что способности втягивать или выставлять чувствительный усик достаточно, чтобы почти полностью отрезанное от мира животное могло (без помощи кантовских категорий) открыть для себя внешний мир и отличить объект неподвижный от объекта подвижного. Этот вымысел был одобрен Файхингером; он описан в труде "Medizinische Psychologie", изданном в 1852 году.
Двойник Подсказанное или развившееся благодаря зеркалам, воде и близнецам понятие двойника есть у многих народов. Можно предполагать, что источником сентенций, вроде "Мой друг - мое второе "я" Пифагора или "Познай самого себя" Платона, было именно это понятие. В Германии его называли "Doppelganger", в Шотландии - "fetch", ибо он является схватить (fetch) человека и повести к гибели. Следовательно, встреча с самим собою сулит несчастье; в трагической балладе Роберта Луиса Стивенсона "Ticonderoga" пересказана легенда на эту тему. Вспомним также странную картину Россетти "How they met themselves": пара влюбленных встречает в сумеречной роще самих себя. Здесь можно бы привести аналогичные примеры из Готорна, Достоевского и Альфреда де Мюссе. Для евреев же явление двойника не было предвестием близкой смерти. Напротив, оно было доказательством того, что человек обрел пророческий дар. Так это объясняет Гершом Шолем. В содержащейся в Талмуде легенде повествуется о человеке, ищущем Бога и встретившем себя самого. В рассказе По "Уильям Уилсон" двойник - это совесть героя. Он ее убивает и умирает сам. В стихах Иейтса двойник - наша противоположность, наш противник, тот, кто нас дополняет, тот, кем мы не являемся и кем никогда не будем. Плутарх пишет, что греки давали прозвище "другой я" представителю царя.
Демоны иудаизма Согласно иудаистическим поверьям, между мирами плотским и духовным предполагается существование мира, населенного ангелами и демонами. Число его обитателей превосходит возможности арифметики. С течением времени Египет, Вавилон и Персия внесли свою лепту в образ этого фантастического мира. По мнению Трахтенберга, христианское влияние сказалось, возможно, в том, что демонология, или наука о демонах, заняла менее значительное место, чем ангелология, или наука об ангелах. Тем не менее мы можем назвать Кетех Мерири, князя полдня и знойного лета. Однажды его повстречали идущие в школу дети - все они, кроме двоих, умерли. В течение XIII века иудаистическая демонология пополнилась пришельцами латинскими, французскими и германскими, которые в конце концов слились с упомянутыми в Талмуде.
Джинны Согласно мусульманской легенде, Аллах сотворил три рода разумных существ: ангелов, созданных из света; джиннов (в единственном числе "джиини", или "гений"), созданных из огня; и людей, созданных из земли. Джинны были сотворены из черного бездымного огня за несколько тысяч лет до Адама и делятся на пять видов. Среди этих видов есть джинны добрые и злые, джинны-мужчины и джинны-женщины. Космограф Аль-Казвини пишет, что "джинны - это воздушные существа с прозрачным телом, которые могут принимать различные формы". Сперва они являются в виде облаков или огромных, смутно очерченных столбов; затем они уплотняются и их форма становится видимой, имея облик человека, шакала, волка, льва, скорпиона или змеи. Одни из них правоверные, другие еретики или атеисты. Английский ориенталист Эдвард Уильям Лейн пишет, что, когда джинны принимают человеческий облик, они порой бывают гигантского размера, и "если они добрые, то, как правило, ослепительно прекрасны, а если злые, отвратительно безобразны". Говорят также, что они могут по желанию становиться невидимыми "благодаря быстрому расширению и разжижению частиц из которых состоят", и тогда они могут исчезнуть, растворившись в воздухе или в воде, или проникнуть сквозь прочную стену. Джинны нередко возносятся на низшее небо, где могут подслушать беседы ангелов о грядущих событиях. Поэтому они способны помогать предсказателям и колдунам. Некоторые ученые приписывают им сооружение пирамид и, по велению Соломона, великого Иерусалимского Храма. Любимое местопребывание джиннов - развалины зданий, водяные цистерны, реки, источники, перекрестки дорог и рынки. Египтяне говорят, что столбовидные смерчи из взвихренного песка возникают в пустыне от полета злого Джинни. И еще говорят, что падающие звезды - это стрелы, которые Аллах мечет в злых джиннов. В числе совершаемых этими злодеями пакостей обычны следующие: они швыряют с крыш и из окон кирпичи и камни на проходящих мимо людей, похищают красивых женщин, преследуют тех, кто поселяется в необитаемом доме, и крадут провизию. Однако, чтобы предохранить себя от подобных неприятностей, достаточно воззвать к Всемилостивому и Всеблагому Аллаху. Вурдалаки, посещающие кладбища и питающиеся человеческими телами, считаются низшей категорией джиннов. Отец джиннов и их глава зовется Иблис. В 1828 году молодой Виктор Гюго написал сумбурную пятнадцатистрофную поэму "Джинны" о сборищах этих существ. С каждой строфой, когда присоединяется новый джинн, строки становятся все длинней и длинней, вплоть до восьмой строфы, когда они уже все в сборе. С этого момента и до конца поэмы строки уменьшаются, пока наконец все джинны не исчезнут. Бертон и Ноа Уэбстер связывают слово "джин" с латинским "genius" [гений, дух (лат.)]. Скит это оспаривает.
Дракон Дракон обладает способностью принимать различные облики, которые, однако, для нас непостижимы. Обычно его представляют с головой лошади, хвостом змеи, большими крыльями по бокам и четырьмя лапами, каждая с четырьмя когтями. Говорят также о его девяти подобиях: рога его подобны оленьим, голова - голове верблюда, глаза - глазам демона, шея - шее змеи, брюхо - брюху моллюска, чешуя - чешуе рыбы, когти - когтям орла, лапы - лапам тигра и уши - ушам быка. У некоторых экземпляров нет ушей, и они слушают рогами. Дракона часто изображают с висящей на шее жемчужиной, эмблемой солнца. В этой жемчужине - его сила. Если ее отнять, он - безвреден. История называет дракона родоначальником первых императоров. Его когти, зубы и слюна наделены целебными свойствами. По своему желанию он может быть видим людям или же невидим. Весною он возносится на небо, осенью погружается в пучину вод. У некоторых драконов нет крыльев, и они летают просто так. Наука различает разные виды драконов. Небесный дракон держит на своем хребте дворцы богов и не дает им упасть на землю; божественный дракон порождает на благо людям ветры и дожди; земной дракон направляет течение ручьев и рек; подземный дракон охраняет запретные для людей сокровища. Буддисты утверждают, что в их многих концентрических морях драконов не меньше, чем рыб; где-то во вселенной есть священное число, точно определяющее их количество. Китайский народ верит в дракона больше, чем в другие божества, так как сплошь да рядом видит их в меняющих форму облаках. Также Шекспир заметил, что бывают облака, похожие на дракона ("Some times we see a cloud that's dragonish"). Дракон повелевает горами, причастен к геомантии, обитает близ могил, связан с культом Конфуция, он - Нептун морей, но появляется и на суше. Царь морских драконов обитает в сверкающих подводных дворцах и питается опалами и жемчугом. Таких царей пять: главный живет в центре земли, остальные четверо - в четырех сторонах света. Длиною они не меньше лиги, и когда пошевельнутся, начинают колебаться горы. Драконы покрыты бронею из желтой чешуи. Под пастью у них борода, лапы и хвост волосаты. Лоб нависает над огненными глазами, уши небольшие и толстые, пасть всегда раскрыта, язык длинный, зубы острые. От дыхания дракона рыбы свариваются, от испарений его тела поджариваются. Поднимаясь на поверхность океанов, он порождает водовороты и тайфуны; летая по воздуху, причиняет бури, которые разрушают дома в городах и вызывают наводнения. Драконы бессмертны и способны общаться между собой на любом расстоянии, не нуждаясь в словах. Каждый третий месяц года они представляют верховным небесам годовой отчет.
Дракон Западный Огромная, громоздкая змея с когтистыми лапами и крыльями - вот, пожалуй, самое привычное описание дракона. Он бывает черный, но самое главное, что он также ослепительно блестящ, и еще ему свойственно изрыгать пламя и дым. Вышеприведенное описание относится, конечно, к его нынешнему образу греки, похоже, называли драконом всякое крупное пресмыкающееся. Плиний сообщает, что летом дракон охотно пьет слоновью кровь, потому что она холодная. Он внезапно нападает на слона и, обвившись вокруг него, вонзает в него клыки. Обескровленный слон падает на землю и умирает, также умирает и дракон, придавленный тяжестью своей жертвы. Еще мы читаем у Плиния, что эфиопские драконы в поисках лучших пастбищ регулярно переплывают Красное море, направляясь в Аравия. Для этого четыре-пять драконов, переплетясь, образуют некое подобие плота, причем головы их торчат над водой. Еще один раздел у Плиния посвящен лекарствам, изготовляемым из органов дракона. Мы узнаем, что из его глаз, высушенных и растолченных с медом, готовится мазь, помогающая от ночных кошмаров. Жир драконова сердца, обернутый в шкуру газели и привязанный к руке оленьими сухожилиями, приносит успех в тяжбе; зубы дракона, также хранящиеся на теле, обеспечивают благосклонность господ и милость царей. С долей скептицизма Плиний приводит рецепт снадобья, делающего человека непобедимым. Его изготовляют из шкуры льва, из львиного костного мозга, из пены коня, только что победившего в скачках, из когтей собаки и из хвоста и головы дракона. В одиннадцатой песне "Илиады" мы читаем, что на щите Агамемнона был изображен синий трехглавый дракон; через много веков скандинавские пираты рисовали драконов на своих щитах и помещали резные изображения драконовых голов на носах своих длинных судов. У римлян дракон был значком когорты, как орел - значком легиона; отсюда происходят современные драгуны. На штандартах саксонских королей Англии были изображения драконов - дабы вселить ужас в войско неприятеля. В балладе об Атисе читаем: Се souloient Romains porter Се nous fait moult a redouter [Их римляне несли перед собой, От страха мы и проиграли бой.] На Западе дракона всегда представляли злобным. Одним из классических подвигов героев - Геркулеса, Сигурда, Св.Михаила, Св.Георгия - была победа над драконом и его убиение. В германских мифах дракон охраняет драгоценные предметы. В "Беовульфе", написанном в Англии в седьмом или восьмом веке, дракон стоит на страже сокровища три сотни лет. Сбежавший раб прячется в его пещере и крадет кубок. Пробудившись, дракон замечает кражу и решает убить вора, но время от времени возвращается в пещеру - проверить, не поставил ли он сам кубок не на то место. (Удивительно, что поэт приписывает чудовищу чисто человеческую неуверенность.) Затем дракон начинает разорять королевство, Беовульф его отыскивает и, сразившись с ним, убивает, вскоре после чего сам умирает от смертельной раны, нанесенной клыками дракона. Люди верили в реальность дракона. В середине шестнадцатого века дракон упоминается в "Historia Animaiium" Конрада Геснера, труде вполне научном. Время сильно подорвало престиж дракона. Лев для нас - это и реальность и символ, но минотавр всего лишь символ, никак не реальность. Дракон, вероятно, самое известное, но также самое незадачливое из фантастических животных. Он кажется нам чем-то ребяческим и нередко портит истории, в которых появляется. Стоит, однако, вспомнить, что тут мы имеем дело с современным предрассудком, возникшим, вероятно, из-за избытка драконов в сказках. Св.Иоанн в "Откровении" дважды упоминает дракона: "Древний змий, называемый диаволом и сатаною...". Св.Августин в том же духе пишет, что дьявол - "это лев и дракон: лев по своей ярости, дракон по своему коварству". Юнг замечает, что в драконе сочетаются пресмыкающееся и птица - стихии земли и воздуха. Астольфо, в одной из последних песен, расседлывает гиппогрифа и отпускает его на волю.
