В год 1256 от Принятия Истинной Веры, во второй день после Мидаете явилось на небесах зрелище пречудесное – хвостатая звезда цветом подобная пламенеющему яхонту. Явление оной звезды было придворными магами истолковано, как знак тревожный, ибо появление хвостатых звезд, сиречь комет, часто великие бедствия вещует, как-то войны, моровые поветрия и ребелии.
В тот же год, в пятый день по прошествии праздника Св. Адария скоропостижно скончалась государыня наша, ее величество королева Эльвария из династии Рольтингов. Посему в королевстве был объявлен сорокадневный траур. В восьмой день после Св.Адария состоялись похороны почившей государыни. Ее величество Эльвария была похоронена в фамильной усыпальнице Рольтингов в Старограде.
В тот же год, в первый день по прошествии Йуле, кронпринц Вихельн, сын Эльварии, был коронован как новый король и взошел на престол под именем Вихельн Третий. По сему значительному событию по всему королевству было объявлено о королевской милости – всем должникам прощались недоимки за год. Равным образом были проведены празднества в Старограде и других городах королевства нашего…
В год 1257 от Принятия Истинной Веры, по прошествии седьмицы после Беллетейна, всемилостивейший король наш Вихельн Третий объявил войну богомерзким эльфам и отправил победоносные армии свои на северо-восток, дабы покорить эльфийские земли.

«Хроники Эдельхейма», автор неизвестен

Сражение при Кро-Дайнсе, имевшее место 22-23 декабря 1258 года П.И.В., стало решающим для исхода так называемой Эльфийской войны, начатой королем Эдельхейма Вихельном Третьим ради захвата богатых ресурсами территорий на север и восток от Эдельхейма, традиционно населенных эльфами и называемых ими Даоиной. Можно без преувеличения сказать, что сражение при Кро-Дайнсе поставило жирный крест на захватнических планах эдельхеймской элиты и позволило эльфам Даоины окончательно отстоять свою независимость в многовековой борьбе с людьми.
Сие знаменитое сражение началось утром 22 декабря. Армия коннетабля Вернона Морна (5 000 пехотинцев, 1500 всадников и приблизительно 800 лучников) атаковала эльфийский городок Кро-Дайнс. Город обороняло около 600 эльфов под командованием герцога Марреля Вих Даора, большей частью легковооруженных, однако среди защитников оказалось несколько боевых магов. Они, как видно, и вызвали подмогу. Едва армия Морна втянулась в город и вышла к центру, со всех сторон на нее обрушились подоспевшие на выручку защитникам города эльфийские отряды лучников и алебардистов, а также вызванные магами монстры. Начались кровавые уличные бои, в которых численное преимущество королевской армии не играло никакой роли. К вечеру эдельхеймцы вынуждены были отступить, оставив на поле боя больше 500 убитых и множество раненых, которых эльфы добили без малейшей пощады…
Коннетабль Морн не внял советам своих командиров, но, желая взять реванш за поражение, утром вновь атаковал город. Но удача отвернулась от него окончательно. Эльфы с умыслом впустили королевские войска в Кро-Дайнс, а затем окружили их и перебили. В сражении второго дня погибло более пяти тысяч эдельхеймцев и воевавших на их стороне наемников. В числе погибших были также 47 знатных рыцарей, 2 капитана, 2 полковника и сам коннетабль Морн (говорят, его голову эльфы потом долго показывали всем желающим). Остатки королевских войск сумели вырваться из города и спастись бегством лишь благодаря темноте и сильному снегопаду. Эльфы захватили десятки пленных, а также весь обоз, знамена, много лошадей и оружия.
Поражение при Кро-Дайнсе вызвало в Эдельхейме ужас и панику. Король Вихельн Третий, говорят, был в таком потрясении, что несколько дней после этого не принимал пищи и горько плакал…
Тяжесть последствий поражения при Кро-Дайнсе усугублялась другими бедствиями, поразившими в ту пору Эдельхейм – моровым поветрием (как сообщается в хрониках, свирепствовавшая в королевстве болезнь под названием «белое горло» унесла десятки тысяч жизней) и небывалыми холодами, которые продолжались до самого конца зимы…

Ян де Ворд «Истории знаменитых сражений», том 2.

Черт, да как же холодно!
Костер разгорелся, но мои пальцы все равно будто деревянные. Я тяну их к огню и, видят боги, готова засунуть их в само пламя, лишь бы прогнать это окоченение. Про ноги я даже не говорю. Кавалерийские ботфорты не самая лучшая обувь для такой погоды. Точно так же, как драгунская куртка – не самая лучшая одежда. Хорошо еще, что в перевернутой телеге на дороге из Кро-Дайнса нашлось войлочное одеяло. Я прорезала в нем дырку для головы, получилось что-то вроде епанчи. В ней теплее, но все равно холодно. Насморк я уже заполучила. Еще немного, и я заработаю обморожение по полной программе и просто не смогу идти дальше. И тогда мне останется только одно – попросить ребят избавить меня от мучений.
И все-таки мне повезло. Мне чертовски повезло. Я ушла из Кро-Дайнса живой и без единой царапины. Когда началась свалка в центре городка, у святилища, мою лошадь убило наповал эльфийской стрелой. Я ударилась головой о землю и потеряла сознание. А когда очнулась, увидела, что дома вокруг горят, я лежу в кровавой грязи, и эльфы с засученными рукавами ходят между телами и дорезывают раненных солдат. Я притворилась мертвой, и эльфы прошли мимо. А потом я нашла Клейста. Помню, я тащила его на себе до самой окраины. Здесь нас подобрали Чиф и его ребята.
Двенадцатый день мы тащимся через этот проклятый лес, а ему не видно конца. Бредем, не разбирая дороги, едва вытаскивая ноги из сугробов. А снег все сыплет и сыплет. Это какое-то проклятие. Небо затянуто серой пеленой, по светилам не сориентируешься. Да и по чести сказать – куда нам идти? Вокруг нас вражеская земля. Странно, что эльфы до сих пор не нагнали нас и не прикончили. Может, считают, что в такие морозы мы все равно далеко не уйдем. Или замерзнем, или же зверье нас сожрет.
Святые небеса, как же мне холодно!
Перед Кро-Дайнсом меня произвели в сержанты. И так уж получается, что после Клейста я тут старшая чином. Теперь под моим началом двадцать душ – пять наемников и пятнадцать деревенских парней, призванных по лановому набору. Конечно, они никогда бы не стали подчиняться мне, если бы не Клейст. Это он передал мне командование. Велел всем собраться вокруг него и назначил меня командиром. Я знаю, не всем это нравится. Рыжий Чиф меня ненавидит. И Колин. И Барк Сраные Порты. И Нейс. И Матиас Пол-пенни. Каждый из них считает, что подчиняться женщине для наемника – позор. Что он достоин командовать больше меня. Но пока что они со мной не спорят. Только посылают мне злобные косые взгляды и отпускают в мой адрес ехидные шуточки. Крестьяне ничего против меня не имеют. Им все равно, кому подчиняться, главное, чтобы жрать давали.
Клейст совсем плох. Рука у него почернела, и он почти не приходит в себя, все время бредит, зовет какую-то Ильзу и клянется перебить всех эльфов до единого. Я знаю, что он умрет. Да он и сам это понимает. В те мгновения, когда лихорадка отпускает его, и он приходит в сознание, он сам просит о смерти. Я отказываю. Я не могу. И никто из ребят не может. Лановые тащат его по очереди, положив на одеяло. Все верят, что чудо случится, и Йоханан Клейст, командир полка «Кассель», победит смерть. Или делают вид, что верят. Что до меня, то я делаю вид.
- Эй, Мейди! – кричит мне Чиф. – В этом лесу, говорят, троллей полно. У них, говорят, самцы могут с человеческими бабами совокупляться. И причиндалы у них – ого-го! Не желаешь попробовать?
- Уж лучше с ними, чем с тобой, - отвечаю я, протягивая руки к огню. – От них не так воняет, и вшей у них поменьше будет.
При упоминании о вшах у меня начинает жестоко чесаться все тело. Меня тошнит, когда Нейс щелкает вшей пальцами прямо на себе. Иногда мне ужасно хочется все снять с себя, растереться снегом и прожарить свою одежду над костром. Плевать на мужчин, плевать на приличия. Я бы давно так поступила, если бы не холод.
- Тролли, говоришь? – продолжаю я. – Я не боюсь троллей. Ложитесь спать, сегодня караулю я. Все равно мне не уснуть.

2.

Снег продолжает идти. Из-за него впереди ничего не видно – мгла, и все. Мы идем, еле переставляя ноги. В животе тоскливо бурчит после завтрака из одного ржаного сухарика и кусочка солонины величиной с мой указательный палец.
- Ты скоро сдохнешь, Мейди, - злорадно говорит мне Чиф. – Ты ведь у нас знатная барынька. Привыкла к разносолам разным. А без жратвы долго не протянешь. Ладно, не боись – когда жратва кончится, я тебя не оставлю подыхать с голодухи. Дам тебе пососать самую большую сосульку. Ты любишь большие сосульки?
- Отвали, Чиф, - говорю я, не глядя на наемника.
- Думаешь, ты командир? Ты просто баба. И с тобой надо обращаться, как с бабой. А бабы любят сосать большие сосульки. Эй, слышишь, что я говорю?
- Чиф, я сейчас саблю достану, - говорю я.
- Испугала, сучонка мелкая! Думаешь, если Клейст тебя командиром поставил, я тебя боюсь? Да насрать мне на тебя и на твою саблю. У меня у самого…
Он не договорил – я развернулась на каблуках, одновременно выхватывая саблю, и мой клинок рассек ему горло до самого хребта. Хрипя и перхая кровью, Чиф валится в снег и начинает сучить ногами, как зарезанная свинья. Нейс и Колин шарахаются от меня, вытаращив глаза, Матиас выкрикивает что-то вроде: «Ах ты, сука!», Барк, похоже, опять наделал в штаны, как тогда, в Кро-Дайнсе. Я молча вытираю клинок краем своего одеяла и иду дальше. Девятнадцать пар глаз смотрят мне в спину.
- Мейди, ты что? – Нейс нагоняет меня, глаза у него круглые от ужаса. – Ты что, спятила? Или красный флаг выкинула? Ты же его убила!
- Убила. И тебя убью, если будешь много болтать. Шевелите ногами, мальчики. Отставших мы ждать не будем…

3.

Дрова сырые и горят плохо, сильно дымят. Я разожгла костер только благодаря остаткам бренди из фляжки Клейста. Мне не по себе – этот дым выдает нас с головой. Но выбора все равно нет. Без огня мы не доживем до утра. Поэтому приходится рисковать.
Клейст пришел в себя и сразу подозвал меня к себе. Выглядит он ужасно, у него лицо покойника, живые на этом лице только глаза. Но, увидев меня, он пытается улыбнуться.
- Прикончила эту сволочь? – спрашивает он. – Правильно сделала.
- Что делать, капитан? Дороги нет. Мы заблудились.
- Продолжаем идти. Рано или поздно мы натолкнемся на какое-нибудь жилье.
- Как ты себя чувствуешь, капитан?
- Как раненный герой. Ты что, плачешь?
- Нет, просто дым глаза ест.
- Ты отличный командир, Мейди. Кстати, что это все тебя зовут – Мейди да Мейди? У тебя ведь имя есть, верно?
- Конечно.
- А знаешь, не говори, как тебя зовут. Мейди мне нравится больше. А теперь иди, поговори с людьми.
Клейст закрывает глаза, и я понимаю, что он израсходовал на разговор со мной все силы. У костра деревенские бранятся с наемниками из-за остатков солонины. Надо вмешаться, пока в дело не пошло оружие. Встреваю в перебранку, начинаю делить провизию. Лановые довольны, наемники смотрят на меня злыми глазами. Тем не менее, все тут же начинают жадно есть свои крошечные порции.
Во фляжке еще осталось чуть больше пинты бренди. Я пережевываю безвкусный сухарь и тайком, спрятавшись за дерево, делаю глоток из фляжки. На минуту становится теплее. Снег сыплет и сыплет. Белая мгла стремительно темнеет, в лес приходит ночь. Кончается еще один день. Еще один день, отвоеванный у смерти.

4.

Клейст умер. Когда это случилось, никто не знает. Утром лановые собрались его тащить, а он уже не дышит. Я велела снять с покойника одежду и сама обшарила его карманы. Пять серебряных монет, трубка, плитка табаку, катушка ниток, несколько кремней дня огнива и истертый детский рисунок, сложенный вчетверо – вот и все, что оставил после себя в наследство командир королевского полка «Кассель».
Грызни из-за вещей умершего не началось, все поделили спокойно, и это меня порадовало. Мы завернули Клейста в одеяло и закопали прямо в снег. Барк прочел молитву, запинаясь и перевирая слова. От него нестерпимо воняло дерьмом. Когда Клейста засыпали снегом, я почувствовала облегчение. Он уже прошел свой путь, а нам еще идти и идти.
Весь день мы брели через лес и опять никуда не вышли. Бренди осталось не более полупинты, сухари кончаются. Нейс, Колин и Матиас все время вместе и о чем-то шепчутся. Мне это все не нравится. Похоже, назревает бунт. Теперь, когда Клейст мертв, наемники попробуют поставить меня на место. Ничего, я еще способна постоять за себя. Пускай только сунутся…
В лесу снова сумерки. Где-то тоскливо и протяжно воют волки. Я сижу у костра, грею руки и думаю о смерти. Мне кажется, что она уже где-то рядом. Может быть, даже ближе, чем я думаю.

5.

- Стоять!
Нейс шумно втягивает носом воздух, поворачивается ко мне. Он взволнован, очень взволнован.
- Чувствуешь, Мейди?
- Ничего не чувствую.
- Гарью пахнет. Где-то близко жилье.
- Близко? – Колин бежит к нам, проваливаясь в снег. – Как близко?
- Миля, может две. Где-то там, - Нейс неопределенно машет рукой. – О боги, помогите нам!
Я чувствую нечеловеческую, прямо сумасшедшую радость. Если даже впереди поселок эльфов, это лучший вариант. Эльфы не всегда убивают пленных. Может быть, пощадят. А если убьют… Пусть так. Все лучше, чем смерть в этом бесконечном лесу от холода и голода.
Откуда берутся силы! Еще час назад я чувствовала, что вот-вот упаду и засну. А тут припускаюсь чуть ли не бегом. Теперь уже даже я различаю запах гари. Он врывается в мертвенно-ледяной запах снега обещанием тепла и покоя, горячего супа и нормального сна. Запах жизни – или же нет?
Нейс первым выходит на опушку и вскрикивает от радости. Мы набрели на эльфийскую деревню. Но деревня мертва. Большинство домов сгорели – от пожарищ и идет запах, который мы почувствовали. Пожарища совсем свежие, руины еще дымят. Похоже, со времени расправы прошло не больше суток, а может, и меньше. На дереве и колодезном журавле висят тела повешенных эльфов – голые, раздутые, похожие на свиные туши в леднике у мясника.
- Коронные войска тут поработали, - с удовлетворением в голосе выдохнул Нейс. – Чертовски хорошая работа!
- Братья, это жизнь! – орет Колин. – Здесь есть дрова, есть пища. Надо пошарить в уцелевших домах.
- Тсс! – Матиас машет рукой. – Слышите?
Колин тут же сбрасывает с плеча арбалет, лезет в сумку за рычагом. Нейс и Барк хватаются за свои мечи. Я прислушиваюсь – странный звук идет из уцелевшего дома справа от нас.
- Вроде как кошка мяучит, - говорит Нейс.
- Эльфы не держат кошек, - я вытаскиваю саблю из ножен и иду к дому.
Дверь выбита и висит на одной петле, внутри холодно и темно. Мебель переломана, на полу пятна крови. В центре горницы лежит тело молодой эльфийки – ноги раздвинуты, юбка задрана, голова запрокинута, один глаз приоткрыт и смотрит на меня бессмысленно и неподвижно. Звуки, похожие на писк котенка, доносятся из подвешенной в нише у очага колыбели. Я подхожу, заглядываю в колыбель – там младенец. Эльфийский младенец. Девочка.
Словно почувствовав мое появление, малышка начинает громко плакать и тянуть вверх ручонки. Обвожу взглядом горницу. На глаза попадается брошенный на пол старый шерстяной плащ. Я забираю ребенка из колыбели, заворачиваю в плащ и выхожу из дома.
- Эльфийское отродье? – Нейс качает головой. – Лучше бы это была кошка. Кошек хоть есть можно.
- Ты что, собираешься взять его с собой? – спрашивает меня Колин.
- Не бросать же ее здесь. Она умрет. Замерзнет.
- Не глупи, Мейди, - говорит Матиас. – Ушастый ублюдок все равно подохнет. Оно тебе нужно?
- Я не могу ее бросить. Я… - тут я поняла, что все мои люди внимательно и выжидающе смотрят на меня. – Это мои проблемы, понятно? Я беру ребенка с собой.
- Эльфийского ребенка, Мейди, - нехорошим тоном говорит Матиас.
- Эльфы наши враги, - говорит засранец Барк. – Брось ее.
Лановые молчат – им, похоже, все равно. Я отвечаю презрительной улыбкой и поудобнее перехватываю успокоившегося младенца.
- Я беру ее с собой, - говорю я по слогам. – Не нравится, идите к черту.
- Нет, это ты иди к черту! – взрывается Матиас. – Мне не по душе, когда королевские солдаты жалеют врагов.
- Это не враг, Матиас. Это крошечный ребенок.
- Один черт! Все эльфы падаль и нелюди. В костер их всех!
- Смерть эльфам! – орут наемники, лановые подхватывают этот крик. Затихшая было малышка морщится, снова начинает пищать.
- Будьте вы прокляты! – говорю я, обводя их ненавидящим взглядом. – Я ухожу. Одна. Матиас, теперь ты командир. Ничего мне от вас не надо. Дайте только нам уйти.
- А, вот как? – Матиас Пол-пенни вполне доволен моим предложением. – Ну, раз так, топай отсель. А мы еще пороемся в домах. И не задерживайся, а то мы тебя…
- Спасибо, - говорю я и возвращаюсь в дом, где нашла ребенка. Мои поиски оказываются тщетными – молока в доме нет. Это плохо, ребенок давно ничего не ел. И мне нечем его накормить.
После долгих поисков нахожу в буфете огрызок кукурузной лепешки. Прихватываю несколько сальных свечей, маленький оловянный котелок и, убедившись, что дом пуст, выхожу на мороз.
Матиас и Нейс стоят у колодца и смотрят на меня. Остальные разбрелись в поисках поживы. Я поворачиваюсь и ухожу к дальним деревьям. Ни окрика, ни стрелы в спину – это уже хорошо. Могли бы просто убить. А так я еще поживу какое-то время.

6.

Святые небеса, как же мне холодно!
Костер разгорается медленно, очень медленно, и я выплескиваю в него остатки бренди. Пламя вспыхивает, промерзший хворост начинает весело трещать. Я ставлю котелок, наполненный снегом на огонь, и разворачиваю плащ, в который завернут младенец.
Девочка ожила. Она улыбается и хватает меня за палец своими крошечными ручками. Успокоившись, я вновь плотно закутываю младенца, засовываю сверток под свою епанчу и сажусь у костра. Снег в котелке быстро тает. Я размачиваю в горячей воде кукурузную корку и начинаю пихать тюрю малышке в рот. Детеныш морщится, кривится, начинает хныкать, но потом принимается деловито сосать мой измазанный в кукурузной кашице палец. Я обмакиваю палец в кашицу, и продолжаю кормить малыша.
Проклятый снег сыплет и сыплет. Вокруг меня белая мгла. Куда я иду – одним небесам известно. Матиас и его компания сейчас тоже бредут по этому лесу, надеясь найти дорогу. Может быть, им повезет. Я желаю им удачи. И все-таки надеюсь, что мы с этой ушастой золотоволосой малышкой выберемся из проклятого снегопада. Не за тем я ее нашла, чтобы уморить в лесу.
- Слышишь, что я говорю? – шепчу я младенцу.
Младенец только бессмысленно улыбается и смотрит на меня огромными глазами. Но в этих глазах я вижу нечто такое, отчего мне становится теплее даже в этот лютый холод.
- Чего улыбаешься, дуреха?
Эльфеныш продолжает улыбаться и хватать меня за палец. Я вспоминаю о сальном огарке, достаю его и начинаю грызть. Какая-никакая, а еда. У меня слипаются глаза, но я знаю, что спать нельзя. Надо держаться. Сейчас еще немного отдохну и пойду вперед, сквозь ночной сумрак и сугробы. Только немножечко отдохну…
Кончается еще один день. Еще один долгий зимний день, отвоеванный нами у смерти. И мне хочется верить, что я все-таки найду, куда мне идти.